Отправлено: 11.10.09 11:31. Заголовок: Призраки прошлого и призраки грядущего, 25 сентября 1792

И кличет Сивилла: "Зачем орлы
Садятся, где будут трупы?" (с)

"На башне" В. Иванов

- Да здравствует Сансон Четвертый - истинный король Республики!
Мы хотели ниспровергнуть монархию, а основали новое царство твое! (с)

"Палач, или Разговоры по пути на гильотину" Э. Радзинский.

 Отправлено: 11.10.09 14:23. Заголовок: 1 …Никогда не прогу..

1

…Никогда не прогуливайся по Сент-Оноре, гражданин, так, будто совершаешь променад по парку. Добрые республиканцы чуть ли не каждый день направляются по ней, а также по множествам других улочек, к площади Революции, радостно распевая Марсельезу. Эта улица не для простых прогулок! Нет, гражданин! Это артерия, по которой потоки детей Немезиды устремляются туда, где торжествует революционная справедливость, туда, где проливается кровь врагов народа!...
В тот замечательный сентябрьский денек этот самый великий народ как раз спешил к любимому месту всех настоящих республиканцев. Но, можешь себе представить, один остренький носик высунулся на улицу вовсе не затем, чтобы насладится воздухом справедливости!...

Позвольте, сударь, теперь продолжу я.
Да, этот, смею заметить, очаровательный носик оказался на воздухе не для того, чтобы вдыхать запах крови. Обладательница его, особа миниатюрная, уверенно шагала по улочкам, ведущим к, уже упоминаемой, Сент-Оноре, направляясь по, только ей известным, делам, пока, к своей досаде, не выпорхнула в гущу толпы.
К слову, она наша старая знакомая. Впрочем, никто из тех, кто хоть раз бывал в маленьком уютном салоне «Флер де Сите», что немыслимым образом затесался на островок посреди Сены, не смог бы ни узнать его хозяйку со странным именем Лютеция Флер-Сите.
Увы, рыжеволосая фея, выходя из дома, совсем позабыла, что на площади Революции состоится очередная казнь, а значит, пройти будет невозможно. Казней с каждым днем становилось все больше и, Лютеции не хотелось бы о них знать, но разве возможно это, когда твой собственный салон принимает революционеров всех мастей? Нет, только позабыть.
В тот ясный осенний день, однако, гражданка Флер-Сите корила себя за свою забывчивость.

Людские толпы стекались к Сент-Оноре, как ручейки стекаются к полноводной реке, оттесняемые жандармами от центральной части улицы, по которой должна была проехать телега палача, парижане были веселы, как, наверное, были веселы древние граждане Рима, спешащие к Колизею, посмотреть на гладиаторские бои. Веселье в этом желании «хлеба и зрелищ» пахло яростью, оно диким зверем выпрыгивало из каждой глотки, кричащей «Да здравствует Республика! Аристократов на фонарь!» Все действо походило на праздник, если бы не безумная ярость, витающая вокруг, если бы не было известно, что люди идут смотреть на чью-то смерть.
Лютеция хотела было развернуться и скрыться от толпы, но сзади и по бокам с переулков ее подталкивали человеческие массы, и способа выплыть из людских потоков не было. Тогда рыжеволосая женщина стала пробираться наискосок, временами оттесняя граждан тонкой тростью, которую, к счастью, прихватила с собой. Добравшись, наконец, до одного из домов, Лютеция прислонилась к его стене. Теперь людская река протекала мимо нее, все еще, однако иногда задевая. Отдышавшись, гражданка Флер-Сите, медленно зашагала, двигаясь вдоль стены, в сторону, противоположную от площади Революции. Уже почти добравшись до поворота в переулок, она вынуждена была остановиться, - из-за поворота выбежали дети, а затем вышла женщина в красном фригийском колпаке с, прикрепленной к нему, трехцветной кокардой. Лицо женщины показалось Лютеции таким знакомым, что она отпрянула назад, намереваясь уже вернуться обратно.

Вы могли бы удивиться подобной реакции, дорогой читатель, но ведь и вам доводилось испытывать неприятное чувство, когда внезапное столкновение со старым знакомым воспринимается как нежелательная встреча с призраком прошлого. Тоже самое в тот момент случилось и с Лютецией Флер-Сите.
Однако, видно, судьбе было угодно, чтобы женщина во фригийском колпаке, обернувшись, заметила, уже уходящую владелицу революционного салона.
- Жюстин?
От этого оклика Лютеция, как ни хотела, но замерла на месте. Старательно забытое имя из прошлого будто пригвоздило ее к мостовой.
- Жюстин? Да, черт возьми, это ты!
Лютеция обернулась и, ее чайные глаза встретились с почти черными глазами той знакомки, от которой она так неумело пыталась скрыться.
- Дьявольщина! Я узнаю эту рыжую копну где угодно! Глазам не верю – малышка Флер! Наш удачливый Цветочек!

 Отправлено: 13.10.09 22:25. Заголовок: 2 Иногда, чтобы см..

2

Иногда, чтобы смотреть на свое прошлое, нужна смелость. Даже, если перед вами лишь его отдельная частица, оно давит колесами памяти и сожалений. Совсем не обязательно призраки прошлого напоминают о боли, стыде, ненависти… Чаще всего, нам просто отчего-то неловко говорить с человеком, которого не видел много лет. Но и преодоление этой неловкости требует смелости и усилий.

Слова несколько мгновений не слетали с губ Лютеции. Она, то ли смущенно, то ли опасливо, улыбаясь, всматривалась в ту, которую помнила еще шестнадцатилетней девченкой, такой же, как она и также рано познавшей ремесло уличной шлюхи. Прошло несколько лет, и, звавшаяся когда-то Жюстин, с каждым годом, с каждым новым днем старательно забывая свое прошлое, думала, что никогда не встретит тех, кто разделял с ней первые нищенские годы жизни. Но Париж тесен…

- Мадлон… - Наконец вымолвила Лютеция.
- Да. Да! Думала, не узнаешь! – вскрикнула женщина во фригийском колпаке и бросилась обнимать Флер-Сите.

Они были одного роста, но крепкая Мадлон рядом с тонкой, как стебель цветка, Лютецией казалась куда выше. Разница во внешности, одежде и поведении этих женщин не могла ни бросится в глаза: одна – в опрятной, но несколько поношенной одежде простой горожанки, подвижная и громогласная, каштановые волосы спрятаны под алой тканью колпака, и другая – в платье по последней моде, с пышной огненной прической, сдержанная и, кажется, не смотря на кривую усмешку, вся какая-то несмелая, робкая.
- Какая ты стала…
Лютеция смиренно дала рассмотреть себя и даже пощупать ткани жабо и редингота, украдкой и сама исследуя возможные изменения во внешности старой знакомой.
Зависть, проскользнувшая в ее голосе, не осталось Лютецией незамеченной, но не испугала и не насторожила.

Последовали обычные вопросы «как ты?», «как живешь?», отвечая на которые мы редко говорим правду, и гражданка Флер-Сите с надеждой сделала шаг в переулок, намекая, что рада встрече, но хотела бы продолжить свой путь.
- Ты разве не на площадь? – остановила ее Мадлон, подозрительно щурясь.
Что ж, это не удивительно, хотя и неприятно, и опасно – Мадлон из тех добропорядочных республиканцев, что всегда ходят смотреть казни и считают своим долгом доносить обо всем подозрительном, а подозрительным в царстве революции становилось все.
- Пойдем, пойдем. Одной-то ходить не очень безопасно. Вдвоем лучше. Да и у меня там друзья и муж, - Мадлон неопределенно махнула рукой в сторону площади Революции.
Отказываться было нельзя, даже не смотря на то, что Лютеция не сказала своего нынешнего имени, не рассказала, где живет и чем занимается. Ее могли проверять через старую знакомую… Тонкая струйка опасливой осторожности протекла по сердцу, когда Флер-Сите заметила маленький огонек в глубине темных глаз Мадлон. Такой сейчас был у многих…
- Ты знаешь, я ведь тоже выбилась, с гордостью заявила бывшая соратница, - помнишь того солдатика? Ну вот… А теперь жандарм…
- Тебе всегда нравились мужчины в форме.
- Это да… Ты-то как с этим старым…?
- Революция меня от него избавила! – с хорошо отрепетированным, так, что он не казался наигранным, смехом ответила Флер-Сите.
Да простит ее покойный маркиз за ложь и притворство, но они сейчас особенно действенный способ выжить, а жить стоило, хотя бы для того, чтобы не спускать свиньям под ноги усилия покойного по спасению жены.
- О, это правильно. Я тебя понимаю. Ты его не любила, - с уверенностью откликнулась Мадлон, - этого старого козла. Чего не сделаешь ради того, чтобы выбраться с нашего дна. Тебя, конечно, никто не осуждал. Все завидовали. Все!...

Две женщины, влекомые людскими потоками, двигались к обители гильотины, и Лютеция делала каждый новый шаг с ужасом, слабо надеясь, что там где-нибудь в толпе сумеет затеряться и избавиться от женщины во фригийском колпаке…красном…кровавом колпаке…
- Я так еще ни разу и не видела гильотину. Гостили с детьми у родственников мужа, неподалеку от Парижа. Все как-то не удавалось поскорей вернуться… Она уж с весны работает…
…Лютеции хотелось заорать на Мадлон, ударить и поведать во всех красках ей – праздно болтающей о казни как о каком-нибудь представлении, на котором следует бывать всем, какова гильотина в своем стальном оскале, каково это – лежать и чувствовать над своей шеей зависшее огромное лезвие, липкое от стекающей на тебя крови!

 Отправлено: 22.01.10 22:08. Заголовок: Их толкнули. Мадлон..

3

Их толкнули. Мадлон схватилась своей грубой рукой за кисть Лютеции, вызвав у женщины невольную гримасу раздражения.
Тьма народа, стекающегося со всех уголков Парижа, напоминала рыжеволосой хозяйке салона, сном демонов, спешащих за душами грешников. Люди торопились, боясь пропустить начало развеселого представления, столь желаемого и лакомого для их глаз.
Так, могут торопиться только бесы, вырвавшиеся из душных стен ада, дабы по быстрее закончить свои дела на Земле и вернуться обратно в геенну Огненную, прихватив с собой свой пугающий, кровавый улов.
Кровь… Кровь… Она была повсюду. В воздухе, в толпе, где, то и дело, вспыхивала ярким пламенем фригийского колпака, в глазах, сверкающих злостью и странной, пугающей чувственностью.
Эти глаза были обращены и на нее, маленькую и хрупкую женщину, буквально силком влекомую за собой крупной и сильной товаркой.

- Помнишь, Жюстин, как все было раньше? – как бы издалека доносился до Лютеции ее голос – Вот было времечко.… Не то, что сейчас. Теперь то уж пришла наша пора. Теперь то мы по ликуем!
Мадлон хохотнула и ускорила шаг, совершенно не обращая внимания на вялость и бледность старой подруги.
Женщина в красном колпаке продолжала говорить, не трудясь понизить свой голос. Она говорила о прошлом, играя со страшными воспоминаниями, как с чумазыми детьми, что сейчас с весёлым гиканьем бегали рядом. Говорила, заставляя Лютецию то краснеть, то бледнеть, кривя губы в ироничной усмешке.

Помнишь Жюстин? О, она помнит. Такое забыть нельзя. Такое никогда не забудется.
Она помнит все. Холод улиц, сводящий с ума запах горячего, свежего хлеба, столь далекого и столь не доступного для нищей потаскушки. Она помнит глаза «madam», грустные, тоскливые и злые. Она помнит ее голос, почти такой же грубый, как голос Мадлон.

«- Ты думаешь, я стану пускать тебя в дом с этой вот мелочевкой?» – кричит она, размахивая перед лицом маленькой, испуганной девочки огромным кулаком – « Иди обратно на улицу, дрянь, и зарабатывай, как следует».

И она повинуется и идет, утирая слезы с раскрашенного, углем и краской с коробочки от табака, лица. И она не смеет сказать: « Нет», потому, что любое « нет» будет равносильно смертному приговору.

Помнишь Жюстин? О, она помнит. Такое забыть нельзя. Такое никогда не забудется.
Побои от клиентов, от «madam», от своих же товарок, ненавидящих ее за бойкий нрав и густой локон огненной шевелюры. Страшные лица, старые тела, ужасные слова, от которых коробит даже теперь, когда все прошло. Когда все пережито.

- Жюстин! Жюстин!
- Да?
- Ну что ты, как не живая? Мы пришли.
Достаточно вскинуть голову и увидеть ее, гильотину, мать нового порядка, новую королеву народных сердец. Еще не одна королева не дарила своим подданным таких щедрых, поистине королевских подарков. Еще не одна мать не ласкала так тщеславие своих униженных детей, награждая их головами врагов.
Толпа рукоплескала своему новому королю, месье дю Пари, столь ловко отплясывающем в дьявольском танце со своей королевой.
Ее забрало поднято, оно блестит на солнце и рыцарь смерти готов к бою. А ты, ты, неуверенный в себе читатель, представь себе на мгновение, как твои ноги ступают по скрипучей лестнице из занозистой древесины. Представь, как твои волосы, когда-то ухоженные и длинные, лежат на земле, взмахом грубых ночниц лишенные своего господина. Вообрази, как грубые руки короля народа, влекут тебя к ней, к прекрасной и безжалостной королеве Парижа, уже жаждущей увидеть тебя в своих объятиях.
Запах крови, блеск острого ножа… Легкий шорох грядущего и перед твоими глазами предстанут небеса. Теперь они, твое вечное пристанище.

Крик толпы известил Лютецию о начале спектакля. Решившись, она подняла взгляд и успела лицезреть тот счастливый момент, когда огромный, механический меч нового правосудия, расправляется с очередным недостойным новой жизни сыном Адама.
Она помнила и не забыла. Запах крови опьянил и ее, заставив нечеловеческому, радостному крику вырваться из ослабевшей от болезни груди.